Психология невротического конфликта. Формирование эдипова комплекса
Эдип и истина
Фрейд и многие другие интерпретаторы до и после него считали трагедию Софокла «Эдип царь» парадигмой мужественного и настойчивого анализа собственного душевного состояния и неуклонного стремления к истине. Исследователи трагедии усматривали в образе Эдипа ахлегорию поиска собственных корней, стремления к раскрытию тайны своего происхождения и постижению сушности половых различий и различий между поколениями.
Как известно, в начале трагедии дельфийский оракул вешает о том, что жители Фив смогут спастись от чумы, поразившей город, если будет пойман убийца царя Лая. Находясь на вершине власти, царь Эдип мужественно пускается на поиски истины и проявляет готовность взять на себя ответственность за грехи прошлого.
Фрейд сравнивал это безжалостное расследование с анализом, участники которого шаг за шагом продвигаются по пути, ведущему к осознанию бессознательных побуждений и фантазий. Он писал: «Творение аттического поэта повествует о постепенном разоблачении стародавнего преступления Эдипа в ходе расследования, которое искусно замедляется и при выяснении новых улик возобновляется с прежним рвением; поэтому оно имеет известное сходство с процессом психоанализа».
С тех пор не одно поколение психоаналиков усматривало в трагедии «Эдип царь» парадигму поступательного процесса выяснения истинных подробностей биографии анализанда. Подобно Эдипу, упорно цепляющемуся за самообман, будучи не в силах поверить в то, что он убил отца и обесчестил мать, хотя истина становится все более очевидной, анализанд в течение многих сеансов психоанализа старается вести взгляд от своих подлинных переживаний, о сложности которых, впрочем, едва ли можно судить по таким формальным примерам, как агрессия и инцест.
Однако так ли уж стремится Эдип к истине? Не пытается ли он скрыть даже то, что ему уже открылось, и похоронить правду во тьме забвения? Ведь об этом свидетельствуют многие факты. До Эдипа, прибывшего в Фивы, должны были дойти какие-то слухи о смерти Лая, которого он сам только что убил.
Можно предположить, что Эдип никогда не забывал о словах дельфийского оракула: «Ты возьмешь в жены свою родную мать и приживешь с нею детей, а отца, который тебя зачал, предашь смерти». Покидая пределы страны, он пытался избежать этой участи. Поэтому вряд ли Эдип не вспомнил об этом пророчестве, убивая старца на дорожной развилке. Разгадав загадку сфинкса, Эдип взял в жены престарелую вдову Иокасту, которая напоминала ему мать. Почему в этот момент он снова не вспомнил слова дельфийского оракула?
Быть может, ослепленный славой, ибо ему предлагали в жены царицу и царство в придачу, он перестал задавать вопросы и, отбросив все размышления, отдался на волю рока?
По мнению Штейнера, традиционная трактовка трагедии, согласно которой Эдип совершил преступление, не осознавая свое стремление к отцеубийству и кровосмешению, нуждается в дополнении, ибо вместе с тем Эдип прекрасно сознавал, что творит, но не пожелал остановиться. Штейнер уподобил Эдипа тому пациенту, который не желает видеть неприятные черты реальности и закрывает глаза, а таким пациентом можно назвать любого.
Наряду со стремлением к истине для Эдипа, Иокасты и Креона характерно желание укрыться от реальности и таким образом избежать страданий, которые влечет за собой осознание эдиповых чувств, предельности человеческой жизни, необоснованности своей претензии на величие и оригинальность, поскольку это позволяет и дальше существовать в мире иллюзий. По мнению Штейнера, стремление к сокрытию истины нельзя сводить исключительно к патологии. Такая практика широко распространена прежде всего среди политических лидеров и имеет печальные социальные и политические последствия.