История психоанализа. Критика психоанализа в связи с недостатком эмпирических исследований
Переклички между выводами Страппа, мнением Люборски, согласно которому решающее значение имеют отношения, проникнутые желанием помочь пациенту, и гипотезой Вейса и Сэмпсона, полагающих, что терапевту необходимо успешно пройти испытание, подготовленное для него пациентом, и не подтвердить правоту его бессознательных патогенных убеждений, очевидны. Вместе с тем Страпп вносит еще один элемент, который прекрасно дополняет эту картину.
Он указывает на необходимость использования данных, полученных благодаря последним исследованиям, в процессе обучения терапевтов. Ввиду того что «терапевтов, соответствующих всем критериям хорошего терапевта, нельзя назвать обычным явлением», и «более или менее серьезными недостатками страдают все терапевты, даже самые опытные и признанные».
Страпп придает особое значение проблеме внедрения в практику последних научных данных.
Взаимосвязь между результатами исследований и развитием теории. Недавно я закончил главу, которая войдет в книгу под названием «Почему люди не меняются? Новый подход к проблеме сопротивления и неприятия». В этой главе я попытался с психоаналитической позиции ответить на вопрос, почему люди не меняются. Во время работы над этой главой меня поразили расхождения между научной литературой но клинической теории и результатами исследований. Например, в литературе по клинической теории первостепенное значение для понимания терапевтического процесса приобретает концепция сопротивления, особенно в тех случаях, когда не удается достигнуть прогресса в терапии.
На практике проблема сопротивления и его анализ составляют львиную долю работы многих аналитиков. Вместе с тем в программах психотерапевтических исследований Люборски, Вейса и Сэмпсона, Страппа и его коллег, а также других ученых едва ли можно обнаружить упоминание о том, что анализ сопротивления является решающим фактором психотерапевтического процесса. Страпп полагает, что интерпретации, направленные на толкование сопротивления пациента, зачастую унижают пациента и воспринимаются как упреки.
Вейс и Сэмпсон, равно как и Страпп, уделяют в своих работах определенное внимание феномену сопротивления, хотя и трактуют это понятие иначе, нежели сторонники традиционной психоаналитической теории. Сопротивление, о котором идет речь в этих программах исследований, имеет мало общего с гипотезами затяжного господства инфантильных желаний, продиктованных соответствующими влечениями, навязчивого повторения, или другими популярными концепциями.
Сопротивление пациента трактуется скорее как функция его тревоги и опасений, в частности, как выражение страха, который вызывает мысль о возможности повторной травматизации по вине терапевта или о том, что терапевт может подтвердить правоту бессознательных патогенных убеждений.
Я привожу эти мнения о проблеме сопротивления лишь из-за того, что они являют собой наглядную иллюстрацию расхождений между теорией и результатами исследований. Я солидарен со Страппом, который убежден в том, что дополнительные примеры такого рода отыскать нетрудно.
Как правило, психоаналитическая терапия развивается почти вне зависимости от результатов эмпирических исследований. Зачастую специалистами, работающими в этих областях, двигают разные мотивы. Например, достаточно приглядеться к теории психологии самости, созданной Когутом и завоевавшей если не весь психоаналитический мир, то, по крайней мере, северо-американского психоаналитическое пространство, чтобы убедиться в том, что растущая популярность и могущество психологии самости, особенно ее этиологической теории, в которой рассматриваются истоки нарциссических расстройств личности, не имеет почти или совсем ничего общего с результатами каких бы то ни было исследований. В контексте изменения психоаналитической теории Гедо отмечал, что психоаналитики рассчитывают скорее на собственный опыт клинической практики и «безусловные свидетельства», чем на результаты систематических эмпирических исследований.