Метафизическое сумасшествие. Глава 9. Тишина
Во времена, когда это воспоминание было реальностью, Дитрих еще не представлял, что пройдет несколько месяцев и ему самому суждено будет отлучить себя же от этого счастья, загнав сознание в сколоченный воздушный ящик искусственного мира, в котором он один был и архитектором, и правителем и гражданином.
Мысли о действительности живо отрезвляли Дитриха. Сейчас он напрасно утешался, думая, что сможет испытать подобное счастье в новой жизни, в сотканном из греха теперешнем мировосприятии. Он размышлял о еще не наступившем времени – поре, когда его прошлые идеалы окончательно рассеют мысли о возможности простого, не философского счастья, прихода которого Дитрих, совершенно отчаявшийся, так самозабвенно ждал, понимая, что его действия и отказ Эль – конечный пункт – провал его стремлений. Он спустился с небес на грешную землю, став грешником, и молил Бога о милости – последнем счастье для грешной души. Еще происходила в нем борьба. То было противоборство отчаяния и силы, движущей его неуклонно вперед к достижению метафизической цели. Ибо правда в том, что Дитрих еще не был готов окончательно отречься от своего идеала и, покаявшись, принять прощение. И гордость его не позволяла отступать, и сомнение в правильности отступления мучило его. И верно то, что груз времени самый тяжелый. Он удивлялся сам себе, ибо ни разу до сего момента не мог представить что-либо подобное, не мог подумать, что способен на такие чувства, не покидавшие его возбужденное сознание ни на минуту. «Дитрих, ты же не был способен на это!» - говорил он себе, но слова эти не проясняли его чувств и не приносили успокоения. Не всегда ему удавалось утешаться какими-то собственными нравственными изысканиями. «Но что я могу? – спрашивал себя Дитрих. - Под сомнение может попасть все, что угодно, иногда даже – кажущееся человеку святейшим и не подлежащим сомнению. Но все это видится лишь на первый взгляд. Кто-то спросит меня, могу ли я говорить о том, чего не знаю в совершенстве, а я отвечу, что ничего постигаемого человеком нет в совершенстве, но я все же шел к нему и вот теперь вся выстроенная мною пирамида неприкосновенности сокровеннейших мыслей, все рассыпалось из-за одной неверной мысли. Ведь это – не я, тот, каким я себя ощущаю».
Он заметил, что давным-давно вышел из города, и теперь надлежало поймать экипаж и отправиться в Эмден – подальше отсюда. При нем не было вещей, только несколько монет. Этого явно было недостаточно, однако, он решил ехать.