Метафизическое сумасшествие. Глава 8. О том, к чему может привести жажда познания
Женщина, женщина не способна! Молчи! – крикнул он, не скрывая больше своей злобы и разочарования, но потом заговорил, будто обращаясь к самому себе, вновь тихим голосом. - Противоречие суть свойство природы человеческой. О, я не мог ошибиться. Это недвусмысленно – твое желание. Но, что бы ты ни говорила, я знаю, что с твоих губ слетают лишь слова лжи. Поэтому я продолжу, повинуясь твоему естественному, хоть и скрываемому желанию узнать то, что знаю я. Не затем ли ты читала мои записи? С каким трудом, Боже, с каким трудом удалось мне из этого сонма черни извлечь ростки истинного знания. А вы, вы все не цените его, более того, вы попираете его ногами, не зная, на чем стоите, что давите… Человек имеет право выбора, которое поддерживает равновесие. Эль, этот выбор всегда есть, поскольку в противном случае самоисключалась бы сама теория свободы выбора. Богатство только тогда богатство, когда рядом существует бедность. Я часто думал о том, что до конца не мог осознать. И это я в конце назвал безрассудной похотью разума. Это неосознанное, но когда-то, как мне казалось, увиденное я помнил, но не мог понять. Этим могло быть все, что угодно: неосознаваемые влечения, ненависть, родившееся вместе со мной, а не приобретенное в жизни знание, которое направляло ход моих мыслей. Будто я просто мог знать что-то и не искать путей этого знания. Еще не оформившиеся порядком мысли в моей голове уже требовали к себе уважения. Я искал ответа, как всегда во тьме. Эль, я устал быть философом, но бежать от себя мне некуда. Существо внутри меня, я сам, неузнаваемо изменилось. Смотрюсь в свое отражение и не вижу безумия, а между тем оно так близко, что я ощущаю в душе его холод. Сначала я посмел его не заметить, но потом, почувствовал и испугался. Ты можешь спасти меня, иначе я захлебнусь в собственных страхах. И ты это сделаешь – любой ценой. Обратного выхода нет. Твое согласие помочь мне, работать на меня, скреплено этим вином. Нет в безумии истины. И можешь ли ты назвать меня сумасшедшим, если я сам умудрился заметить это сумасшествие? Не отвечай, я не требую ответа… Дождь совсем кончился. Но ты ведь побудешь еще здесь? Молчи. Ты останешься… И я расскажу тебе о судьбе искателя Абсолютной Истины. Более всего, не может человек стать философом, пока не научится чувствовать. Некорректно полагать, что данная способность основополагающая, определяющая самого мыслящего человека. Это не безусловный навык, имеющийся с рождения. Зачастую чувства человеческие недоразвиты, нельзя путать их со страстями и эмоциями, суть, даже отвлекаясь от их сложности. Прав тот, кто говорит: «Я учусь чувствовать», ибо это означает: «Я совершенствую себя». И это я говорил себе. Но как увидеть связь с философией Разума? Как можно ставить в авангарде даже не простые чувства, а глубокие чувства? Это не противоречит данному принципу. Разумный анализ сильных переживаний – вот, что подразумевает философствование, «зараженное» самим собой, поглощенное фанатическим, почти безумным стремлением найти нечто, достичь своей цели. Настолько близки Разум и Чувства. Философия – познание, а оно трагично. Однако, познать нечто, Абсолютную Истину, решить философский вопрос, что, надо сказать, в идеале так же невозможно, нельзя исключительно методами «холодного» рассудка. Если не прикоснуться к нему своим восприятием и анализом. Поэтому неподдельная, не наигранная философия требует сознания субъекта полностью. Попросту говоря, она, как самодовольная женщина, требует всего мышления – безраздельного обладания им. Но и усердия. Уважаемый нами отец Фитцель, читающий курс теологии, всегда говорил об усердии: «Усердие, мой мальчик, вот, что нужно тебе, и не потому только, что это – добродетель, угодная Господу. Благодаря усердию ты можешь не стать лучше в глазах других, оно будет служить тебе. Усердие позволяет обрести жажду, а не простое желание познания, сделать его целенаправленным, когда ты владеешь этим желанием и оно поглощает тебя всего, ибо отныне ты желаешь и стараешься желаемого добиться. И только так ты будешь вознагражден. Недостаточно лишь считать себя добродетельным, ты должен почувствовать в себе желание быть добродетельным. Усердие не сделает тебя умнее, оно направит твой ум, дабы ты не растрачивал его за ненадобностью». И я похоронил собственную жизнь, последовав пути, который мог привести меня к совершенно противоположным результатам. Я ничего не знал заранее. Соглашался ли я тогда со словами отца Акселя? Они были для меня не более простого напутствия, похожего на то, которое ежедневно приходится слушать ученику от своего учителя. Но он и не собирался чему-то учить меня. Нет. Вместо этого он предоставил мне самому сделать выбор и только подсказывал возможные решения с тем, чтобы я в поспешности, свойственной моей мысли, не пропустил многие из них. В моем понимании терялся смысл этих слов. «Только не отвлекайся от реальности, - говорил отец Аксель, - Помни, что разум твой должен быть трезв, иначе говоря, не позволяй своим чувствам вставать у него на пути». Но, дорогая моя Эль, теперь ты видишь, что означало для меня понимание и действие. Я мог нарушить все известные заповеди, попадись мне одно единственное желание согрешить, отвлечься от важности и строгости собственных суждений. В тот момент я становился особенно уязвимым. Ты воспользовалась этим. Бог мой, как я не сумел предвидеть подобного! О, послушай же дальше, Эль! Было время – самое начало становления моего религиозного и философского мировосприятия – когда отец Аксель любил рассказывать мне о Разуме. Странно было слышать от этого человека, не фанатика, но все же отданного в духовное сословие, тяготеющее к догматизму, слова о рационализме. Он рассказывал мне, как повествует сторонний созерцатель, не принимающий участия в действии, много и всегда с интересом, с особым душевным подъемом, как на проповедях, будто намеревался заразить меня этим желанием размышлять. Мыслить строго, строить воззрение на истинном рассудке. Его наставления обладают некой силой внушения, и они поразительным образом действовали на меня.