Новая деонтология. Глава 10. Плохому началу и плохой конец
- Дитрих, она тебе верила, но слишком рано поняла, что сама является для тебя лишь дорогой, ступая по которой ты взойдешь к престолу своей истины. Бедняжка не смогла не отплатить.
- Скажи только…
- Что тебе сказать?
- Отец Аксель знает правду?
- Отец Аксель умер, ты забыл? Но у меня еще есть ум, чтобы молчать.
- Как ты не сказал? Почему, Пауль?
- Ты не исправим. Этот несчастный, очевидно, умирал, проклиная тебя. Он ненавидит грешников, а ты - один из них!
Габен иронично засмеялся и, поднявшись с колен, сделал шаг назад. Акерманн лежал на полу и не мог пошевелиться, ибо попросту не понимал своего положения. Пауль продолжал говорить:
- Тебе этого достаточно? Отвечай!
- Тебе достаточно, - повторил его слова Дитрих.
- Сейчас я вижу, что сделал для тебя все возможное.
Пауль понял, что говорить более ни о чем не стоит, и ушел, провожаемый подбадривающими криками больного:
- Вон гоните мздоимцев и бездельников! Убирайся, ничтожество!
***
Ангелика давно не заходила к Дитриху. Она погрузилась в домашние дела и, казалось, была наконец довольна жизнью. Это довольство скоро сменилось глубокой тоской, когда она узнала о смерти священника. Выйдя из дома Акерманна, Пауль направился к Штернхагенам и поведал о случившейся трагедии, нарочно, однако, обделив вниманием подробности разговора с Дитрихом. Через час Габен и Ангелика уже ехали в Заальфельд – девушка не могла оставаться с сестрой и Рихардом, которые изъявили желание присмотреть за сумасшедшим другом. Как только экипаж Пауля скрылся за поворотом дороги, они пошли к Дитриху и застали его, как всегда сидящим на краю кровати и разглядывающим то ли само окно, то ли расплывчатый горизонт, усеянный черепичными крышами домов.
- Вам не следовало сюда приходить, - проговорил он, не двинувшись с места. – Мне не нужны плакальщицы. Рихард, это и к вам относится.
Врач, пораженный и довольный таким неофициальным обращением, посчитал своим долгом, не забывая об обязанностях, задать Дитриху несколько простых вопросов, касающихся его состояния. Тот отвечал на удивление сдержанно, даже несколько механически, будто не задумываясь, зато позволил Рихарду выяснить все, что он хотел знать. Потом так же смиренно вытерпел манипуляции, проводимые над ним довольно часто. Врач остался неудовлетворен беглым осмотром и, опять-таки, словно молодой ученик, неискушенный обыденностью всего того, из чего складывалась каждодневная практика, повинуясь старой выучке, посоветовал Акерманну больше времени лежать, ибо его пребывание дома еще не равнялось выздоровлению.
Рихард, научившийся быть альтруистом, привыкший работать с людьми, часто считающими его помощь излишней, не ждал от Дитриха благодарности, но только чувствовал возросшую ответственность и печалился, думая о душевном состоянии своего пациента. Отец Аксель целиком перевернул те основы, на которых стояло его самолюбие, и он наконец-то понял, где следует искать истины. Ему оставалось лишь сожалеть, зная, что он не в состоянии донести до сознания Дитриха понимание факта сумасшествия, которое дал ему малознакомый священник. Силы врача были ограничены, и он признавал поражение, нанесенное его самоуверенности. Он вновь победил себя, победил старые догмы и вместе с этим получил нечто нематериальное, от него более независящее, но непреходящее и безгранично ценное.
Когда Рихард закончил, Дитрих лег в постель и попросил Иветту оставить их одних. Она задержала на нем взгляд, желая по выражению его глаз понять причину такой просьбы. С дурным предчувствием на сердце, ощущая непонятный страх, она нехотя покинула комнату.
На улице было еще светло. Тень от шпиля часовни падала на крышу беседки в саду. Рихард отдернул одну из гардин, и комната наполнилась мягким светом. Как ни пытался врач постичь истинное настроение Акерманна, он не мог сказать, что тот был опечален известием, приведшим всех без исключения в тягостное уныние. Вместо этого Дитрих казался ко всему равнодушным и когда Рихард спросил, не нужно ли ему чего-нибудь, он не смог внятно выразить свое желание. Как только Иветта закрыла за собой дверь, Дитрих усмехнулся сам себе и, заулыбавшись, сказал:
- Я исцелился.
Потом он долго смотрел в одну точку и что-то беззвучно говорил, шевеля губами. Рихард несколько раз провел рукой по волосам, точно пытаясь пригладить их на затылке, а потом осмелился спросить своего пациента, в чем суть его исцеления.
- Однажды мне сказали, что я на все требую ответ. Вот и вы, доктор, попали в категорию таких людей, но, вижу, что это необходимо вам по роду деятельности… Смотрите, потолок сыпется, накройте голову чем-нибудь, если не хотите, чтобы ваша шевелюра была испорчена. И не вставайте в угол, вас пылью запорошит.
Рихард с недоверием во взгляде посмотрел наверх и, убедившись, что с потолком все в порядке, решил не оставлять своих попыток добиться у Акерманна ответа на поставленный вопрос.
- Так что вы можете мне сказать по этому поводу?
- Ой, перестаньте, - посмотрев на врача, сказал Дитрих и вдруг спросил: – Послушайте, вы могли бы взять на себя грех убийства?
- О чем вы говорите, Дитрих? Я был на войне, я, конечно, убивал там.
- По чьему-то приказу, правда? – понимающим голосом сказал Акерманн.
- По приказу и по долгу.
- Послушайте, сегодня все так быстро разрешилось, меня отпустили, но, увы, не в прошлое. Я так и не научился, не научился жить, господин Штернхаген.
Дитрих опустил глаза.
- Вы можете покончить с моей жалкой жизнью, - наконец, произнес он, собравшись с мыслями. – Прежде чем сказать такое, я должен был изрядно помучиться выбором, но я не думаю, что через пару часов буду еще с такой ясностью осознавать свое желание, собственно даже и не желание, не прихоть, а решение, еще одно решение. Это необременительно для вас? Я ни о чем не прошу, ваша жена вас осудит, конечно, а ее сестра сотрет в порошок. Но это ведь долг, долг милосердия. И не говорите, что нет.
- У вас горячка, Дитрих, вы не соображаете, о чем просите.
- Это моя последняя возможность, которую у меня никто не отнимет. Пауль уехал отсюда, а вы, вы же милосердны.
- Прекратите, я не хочу об этом говорить.
- Так, значит, вы отвечаете «нет».
Рихард кивнул в знак согласия.