Новая деонтология. Глава 5. Жизнь без декораций
- Вы не привыкли жить в таких местах? – вдруг спросила Ангелика.
- В каких?
- Тихих.
- Да, я здесь чахну. И климат тут далеко не южный.
Сильный порыв ветра заставил девушку схватиться за поля шляпы.
- Смотрите, какой пейзаж. Без декораций, - произнесла она.
- У вас чутье настоящего художника. Удивительно, как вы еще не снискали восхищения в соответствующих кругах!
- Здесь просто не на что смотреть, - не обратив внимания на восторженный отзыв Пауля, продолжала Ангелика. – Вот уберите стены домов, деревья. Вы видите?
- Стены домов? Тогда мы с вами станем подсматривать за чужими жизнями, за последним, что осталось сокровенного в этом мире.
- Даже публичные наказания всегда приводили людей в ужас, но вместе с тем в состояние оживленного восхищения. Мы нечестны по отношению друг к другу. Подсматриваем, как только возникает возможность.
- А как вам публичное покаяние? – непонятно почему спросил Пауль.
- Это справедливо – только и всего.
Габен с опаской посмотрел на свою спутницу. Несколько дней подряд он мучительно обдумывал одну идею. Он думал, что, быть может, пришло время и ему покаяться. Разговоры с Ангеликой не могли не возродить в его уме дурные предчувствия, и вместе с тем ему хотелось навсегда распрощаться с той жизнью, что он вел: уехать в Заальфельд и никогда больше, даже в мыслях, не возвращаться к своему прежнему гнетущему существованию. Пауль желал положить конец глупому потаканию безумствам Акерманна, забыть о нем, выбросить ключи от его дома и вернуться туда, где мог бы всегда рассчитывать на прощение – он почувствовал себя бесчестным человеком, и это чувство ему понравилось. «Да, я ужасен, - думал Габен, - но разве не унижался я год за годом? И все это ради честного слова, обещания заботиться о том, кому менее всего нужна эта забота!» Столь незамысловатая аксиома объясняла Паулю все причины, которые обязывали его терпеть Дитриха.
- Вы это правильно сказали, - ответил он на слова девушки. – Публичное покаяние способно уничтожить в человеке склонность сомневаться в своих силах, в способностях отвернуться от предложенного плода искушения, а к тому же, имеет власть и обострять совестливость. Это понятно и это справедливо.
Когда они подошли к часовне, Пауль предложил идти обратно, заметив, что с минуты на минуту должен пойти дождь. Ангелика думала о сестре и почти не слышала того, что говорил Габен.
В это время Иветта, пользуясь тем, что осталась одна, отправилась к Акерманну. Каждый раз, когда госпожа Штернхаген виделась с ним, она не знала, чего ожидать от их встречи, ибо успела понять, на какие непредсказуемые поступки способен тот, не говоря уже о его странных высказываниях, обращенных к своей новой знакомой. Предварительно справившись о состоянии Акерманна у открывшей дверь служанки, Иветта, дождавшись, пока та сообщила хозяину дома о ее визите, поднялась на второй этаж.
Дитрих, выражая полное пренебрежение происходившим вокруг, сидел на стуле и пялился на стену.
- Добрый день, господин Акерманн…
- Добрый день. Проходите.
Он попросил Иветту подойти ближе. В ее взгляде не было и намека на милосердие. Потом Дитрих встал, взял женщину за руку, подвел к большому красивому дивану и предложил располагаться: разговор, смекнула госпожа Штернхаген, предстоял длинный.
- Я рад вас видеть, - добавил он, устроившись на кровати. – Вы не будете против?
- Нет, нет, как вам удобно…
- Простите меня, я плохо себя чувствую. Боюсь, надолго меня не хватит.
Он произнес это так, словно хотел подготовить девушку к чему-то важному, что должен был сказать. Иветта покорно кивнула, давая понять, что предоставляет ему право начать разговор.
- Ах, если бы вы посещали меня, ну, скажем раз или два в неделю, это было бы необременительно, а, напротив, совершенно прекрасно. Скажите, вы ведь, как и я, думали об этой возможности? – невероятно медленно протянул Дитрих.
- Лучше поговорим о вас, господин Акерманн.
- Вы только посмотрите на них! Приходят ко мне, допрашивают, вот нелепость! Ну да Бог с вами. Сегодня я чувствую себя больным и ни на что не годным.
- Вам не следует принимать столько порошков, - быстро, поняв причину неестественной флегматичности Дитриха, произнесла Иветта.
«Может ли что толковое выйти из ее уст?» - задался вопросом он и ответил:
- Я обнищал до неприличия и мне нечего вам преподнести, - задумавшись, сказал Акерманн, но потом добавил: – Разве только послушаете, что пришло мне на ум минутой раньше.
- Если мне нужно это знать, то расскажите.
- Помилуйте, кому сейчас нужно непрактическое умствование? Им сейчас даже пренебрегают.
- Я не могу пренебрегать тем, в чем не сильна.
- Почему же, кажется, это суть отличный повод выставить свое мышление в лучшем свете, чем тот, какого оно заслуживает.
- Так говорят льстецы или те, кто не имеет и этого – собственного суждения.
- Вы обманываете меня, дорогая Иветта, - улыбаясь, произнес Дитрих.
- К чему мне врать? Да еще врать вам, господин Акерманн, - фрау Штернхаген решила подкупить его честолюбие.
- Чтобы доставить мне удовольствие или снискать особое расположение, - прищурившись, ответил он.
- Вы думаете, я на это пойду?
- Не стоит идеализировать свою гордость, иначе вы рискуете полюбить порок.
- Разве мало сейчас людей, согласившихся на такую любовь?
- Это злая шутка человеческой природы…
- Что вы имеете в виду?