Новая деонтология. Глава 4. Предвосхищающий философа

-          бояться себе же в этом признаться, уверять себя в том, что зависть надо поменять на презрение – вот их слабость, но знают ли они про нее? Им невмоготу слышать это из уст моих!

-          Они попусту тратят данный им дар, потому и жестоки - проговорил Рихард, надеясь словами сочувствия подкупить Дитриха, и это удалось ему на удивление легко.

-          Вот именно, господин Штернхаген. А знаете, что является причиной этого? Я познал и понял, и разумею! – повысив голос, сказал Акерманн.

-          Что же это?

-          Почему происходит путаница относительно предпочтительности того или иного блага, потому что их мнят в отношении к преходящему и множественному; в споре качественности блага и неприемлемости мышления об одном мирском суть временном благе, ибо его нет «самого по себе». Оно относительно и определяется не вечностью, а человеком, к тому же, как уже сказано, оно имеет начало и конец во времени, а точнее в бытии того или иного субъекта. Эти преходящие блага субъективны, непостоянны и суть берут начало своего существования со времен появления «человеческого мнения», потому как зависят от самого человека – он их мера и источник, а также причина. Хотя как постоянное неизменное благо суть познавать Истину, а она вневременна.

-          То есть Бога.

Эти слова заставили Дитриха немного смутиться, так как впервые он говорил в пользу христианства, сам, будучи предателем, человеком, не помышлявшим о возможности для себя спасения, которое уготовано праведнику.

-          Да, конечно, это так… Некоторые говорят, что я добровольно отказываюсь от блаженства…

-          Смею предположить, что у вас совершенно непостижимое понятие о блаженстве.

-          Вы имеете в виду не умозрительное блаженство. Когда люди ищут блага для себя, они порой и не думают, благо это угодно Богу или служит лишь им самим, для ублажения только их желаний.

-          Я говорю о нем, ибо для вас весьма постыдно то блаженство, которое говорит о человеке, как о существе со слабой волей, так как она по вашей мысли, по-видимому, заключена в потворствовании инстинктам.

Акерманн вновь смутился, чувствуя, что Рихард знает о нем гораздо больше, чем он думал. Это казалось ему оскорбительным – вот такое вторжение в мир его идей.

-          Вы понимаете, что для меня философия и «мирское гипертрофированное» такие же несопоставимые вещи, как истина и заблуждение, причем первая не проистекает из этих последних, мы ищем там, но часто не в том.

-          Есть какое-то третье пограничное состояние? Я имею ввиду образ существования пред-истины.

-          Не стоит, господин Штернхаген, придумывать новые понятия, чтобы описать извечный бич философов, ибо так мы лишь углубляемся во множество лишних терминов, выдумываем, изобретаем их содержание, хотя оно существовало прежде, мы о нем знали и отождествляли со старыми категориями. Раньше нам их хватало. Различие по одному-двум отличительным качествам заставляет наш ум, любителя интегрирования, называть неважное и непринципиальное важными понятиями. Да как же человек может претендовать на познание причины, раз сам он – творение, а не Творец?!

-          Вы хотите сказать об ограниченности сознания? – перебил его Рихард.

-          То, что я хочу, то говорю. Коль скоро образ мышления субъективен, то могу сказать, что завеса субъективизма мешает видеть причину вещей, истину, если только это видение позволено самим Богом. Мышление отдельного философа, равно как и индивида, далекого от философии, обусловлено влияниями временного и преходящего – с этим не поспоришь. И средь них он обречен существовать с самого момента своего рождения, и эти влияния, в конце концов, имеют целью убить в нем ростки «от вечного».

-          В таком случае философу вовсе не стоит претендовать на знание истины?

-          Нет, если ему эту истину преподнесут на блюдечке, такое вполне возможно, если Истина разрешит его от уз греха, делающего всякого человека слепым, откроет его глаза для познания причины.

-          Философствовать, не веря в Бога, бесполезно?

-          Можно и так сказать. Все в руках Божьих. «Если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строящие его»*, - Дитрих замолчал и после небольшой паузы повеселевшим голосом продолжил: – В моих силах назвать вам даже такой тип философов, как «философ претворяющийся» суть тот, кому приятны лавры мудреца – это самый гнусный и кощунственный по отношению к истине тип – сорняк, мешающий другим… сорнякам! Ибо там, где растет он, философы не организовывают своего поиска. Его тропы – тропы самолюбия, а не истинолюбия, так что же тут говорить об истинном познании?! «И подозвав народ с учениками своими, сказал им: кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за мною**». И если истина познается с Божьей помощью, то как можно без Него и пытаться приобрести ее? Так и философ – горе тому, кто жаждет славы, ложного почитания, самоутверждения, ибо в этом случае он будет говорить только о себе, но не станет искать, исследовать, прославляя Бога и молясь о том, чтобы ему далось познание, ради которого он стал философом. Оставить все – это так же важно для него, поскольку плох тот, кто пренебрегает своим занятием, своим даром ради чего-то, что может получить от мира, в мире. Тогда он, возможно, и станет познавать, а не самоутверждаться, не искать превосходства собственного суждения над суждением другого.

-          Боюсь, при таком положении вещей, господин Акерманн, вас могут обвинить в трусости. Дескать, вы прячетесь за «возможностями»…

Подписка на рассылку