Сексуальные нарушения. Фетишисткое объектное отношение
Парадоксальный перенос и фетишистское объектное отношение
В основе психической анорексии лежит первичная рана, вызванная недостаточностью материнского инвестирования; при провале галлюцинаторного удовлетворения желания перверсия является источником парадоксального наслаждения (Chasseguet, 1984). Здесь речь идет о режиме неопотребностей (Fain, 1971), пытающихся найти другой выход из провала аутоэротической конституции; самоуспокаивающее поведение (Szwec, 1988) является эрзацем недостаточного аутоэротизма и выражается в ано-рексических и булимических принуждениях, так же как и в оргазме Я, о чем говорили Э. и Ж. Кестемберг. За неимением сексуального оргазма, который предполагает наличие другого, оргазм Я — это вид экстаза нарциссического плана. Возбуждение, поддерживаемое безостановочной физической и психической активностью и доводящее порой до полного изнеможения, может производить эндорфины, которые играют роль, аналогичную роли эндорфинов, производимых в токсикоманических состояниях,— и мы попадаем в режим вредных привычек (аддикцйй).
Попробуем теперь рассмотреть психическую анорексию как женскую форму фетишизма (Vermorel, 1992). Если мужчина-фетишист в целях достижения оргазма стремится организовать псевдоэдип с предметом, связанным с телом матери, где же тогда фетиш у страдающего анорексией? Это тело субъекта и пища, которые и занимают место фетиша. Мужчина-фетишист, исходя из своей сексуальной ориентации, стремится создавать вовне фетиш фаллического плана, изменяя функцию переходного объекта, например, такого, как ткань, или фетиш, связанный с материнским телом. У женщины, больной анорексией, в связи с женской ориентацией ее сексуальности фетиш находится внутри, и вследствие смешения тела матери с телом дочери тело последней и выполняет функцию фетиша. В отличие от настоящего переходного объекта, который служит для сепарации от матери, фетиш является переходным объектом, потерпевшим провал и отклоненным от своей цели; он умерщвлен, фекализирован, закрепляет не отсепарированность и служит защитой от психотического захвата; таким образом, фетишизированное тело страдающего анорексией человека является выражением холодного психоза, т. е. психоза без бреда.
В переносе аналитик переживает проблемы пациентки, чувствуя себя уничтоженным, неспособным думать: речь идет о модальности процесса проективной идентификации, когда именно несимволизированный опыт проецируется на/в терапевта, который призван придать ему новый смысл; все это разыгрывается на уровне метакоммуникации, выражающейся с помощью аффектов. Для пациентки это парадоксальная попытка: выбрасывая вовне свой опасный характер, найти объект, которого всегда недоставало. В посланиях пациентки, напоминающих сообщения, обращенные ее матерью к Северине-ре-бенку, аналитик встречается не только с опытом беспомощности, но также и с ненавистью, о которой так хорошо говорил Винникотт применительно к психозам. Эта ненависть кажется очень близкой к ярости, которая, разумеется, отклонена от своей цели и направлена на деструктивность; но для аналитика важно увидеть там также и жизненный фундамент, лежащий в основе воли к жизни и служащий для сепарации от первичного объекта (Vermorel, Vermorel, 2000).
Самоуспокаивающее поведение (и анорексическая зависимость, и булимия со рвотой) является одним из выражений фетишистского бреда. Но нельзя забывать также и о том, что здесь еще речь идет о парадоксальном поиске связи; субъект постоянно атакуется, и его присутствие отрицается. Нужно время, чтобы личность аналитика появилась в качестве настоящего объекта. Булимия выражает движение поглощение-пожирание-материнское тело, тогда как рвота представляет собой отторжение материнской груди, которая была поглощена без ограничений. Это судьба аналитика, так как от сеанса к сеансу остается мало или вовсе не остается следов запечатления того, что произошло на сеансе, того, что изменяется (медленно) благодаря постоянству личности аналитика, постоянству, присутствующему всегда, несмотря на повторяющиеся атаки.
Латентное анорексическое ядро в ходе анализа
Когда аналитик чувствителен к этой форме переноса, то он может ее отслеживать в ситуациях, где она минимально проявляется. Действительно, травматическое анорексическое ядро, к которому мы попытались подойти, отщеплено от остальной личности и является более или менее значимым и активным.
В случае, описанном выше, оно захватывало в буквальном смысле всю сцену, но в других обстоятельствах оно может быть гораздо более скромным и давать возможность психике функционировать иначе, а при случае и невротическим образом.
Обучающийся аналитик представляет случай на супервизию: речь идет о пациентке, которая уже проходила анализ; во время предварительных встреч анализ показался ему обоснованным в связи с наличием у пациентки элементов невротической организации. Когда анализ начался, аналитик оказался в ситуации, сбивающей его с толку, так как речь шла не о классическом переносе, а сам он был тогда дебютантом. Как и его подопечный, супервизор чувствовал, что он едва ухватывает нить в представляемом материале. Отметив ранее аналитические качества коллеги, он был удивлен этой ситуацией.
Потребовалось время, чтобы аналитик понял, что он испытывал настоящий паралич мысли и неспособность к проработке; время, чтобы осознать, что это проистекало из-за трансферентного сообщения, посылаемого пациенткой, из-за режима фетишистского объектного отношения: последнее получило возможность проработки и обретения смысла через контртрансферентную работу. Только тогда пациентка вспомнила анорексический эпизод подросткового возраста, который, очевидно, прошел незаметно и закончился сам собой, но оставил травмированную психическую зону, притуплённую, но всегда присутствующую и активированную началом анализа. С этого момента ситуация изменилась и аналитическая работа началась — сперва переходным образом, чтобы впоследствии обрести устойчивые эдиповы элементы, позволившие перейти к кушетке, т. е. к лечению, происходящему в более классическом русле.