Что такое сексуальность? Психоанализ о сексуальности. Шкатулка и ее секрет: женская сексуальность
Истории беременности
О Селии я скажу только основное: это была совсем молодая женщина, потенциально внутренне богатая, но несобранная. Она могла чувствовать себя существующей только поочередно, то идеализируя объект, то бросая его по сто раз на день. Если она останавливалась, то больше не чувствовала себя существующей. Она была женственной, но речь скорее шла о нарциссической компенсации, чем о механизме, глубинно связанном с объектом; она была умной, но не могла стабильно работать. Я бы хотела рассказать, как после определенного периода психотерапевтической работы, которая понемногу приобрела для нее настоящее значение, желанная беременность от мужчины, которого она любила, начала способствовать процессу внутренней кристаллизации. Я видела, как она выстраивала себя по мере того, как в ее чреве рос малыш. Появились настоящие идентификации, которые помогли ей придать реальность своему существованию; она воспринимала себя женщиной и в будущем матерью. Она ждала девочку. В отличие от других пациенток, которым беременность помогала обрести свое собственное детство, Селия, казалось, строила себя вокруг этого будущего ребенка девочки без того, чтобы идентификация с последней обгоняла зарождение нового для нее материнского отношения, любящего и защищающего будущего ребенка. «Кризис» материнства продолжил у нее кризис подросткового возраста, который у нее еще не закончился до беременности. Я думаю, что в терминах второй топики психическая организации Селии становится предельно ясной.
У других пациенток «кризис» материнства, протекавший менее бурно, мне представлялся как возможность завершить еще не закончившуюся игру идентификации: быть матерью, ощущать в себе ребенка — значит осваивать роль и занимать место в преемственности женщин как в преемственности поколений. И если даже за это приходится расплачиваться принятием старости и смерти, то время наполняет новым смыслом и полнотой их существование.
У другой моей пациентки, Джудит, не было физической беременности, а было инвестирование женской преемственности, основанное на связи, до сих пор не осознаваемой, между ее журналистской работой и книгой, которую в свое время написала бабушка,— это другой способ материнской и женской преемственности и другой подход к тому, что она смогла пережить как собственную плодовитость.
Как не зациклиться на богатстве выбора между двумя половыми идентификациями, как не остановиться на этом бальзаме на рану, никогда не заживающую до конца, — быть только женщиной... или только мужчиной?
От матери к дочери, от женщины к женщине — а как иначе? Отец здесь — третий, обозначенный матерью, воспроизводящий ее собственную детскую историю.
От бабушки по отцовской линии до внучки, с отцом — тем, без кого преемственность потеряла бы всякий смысл и соль.
Моник Курню-Жанэн