Что такое сексуальность? Психоанализ о сексуальности. Новое женоненавистнечество
Бегство от матери
Потребность у обоих полов освободиться от всемогущей матери находит выход в возможности инвестировать другой объект и другой орган всемогущества. Эстафету принимают отец и его пенис. В 1964 г. я описывала, как девочка может прийти к идеализации отца, того, кто защищает ее от засилия матери. Эта идеализация может привести к торможению сексуальных влечений, которые лишаются агрессивности, необходимой женщинам, равно как и мужчинам, при коитусе. Она может также пойти на контридентификацию с матерью, переживаемую в первосцене как опасную для отца, и к отказу от материнства и от оплодотворения вообще. Наконец, личностная реализация может быть окрашена виной в той мере, в какой она бессознательно переживается как узурпация мужских способностей и эквивалентна кастрации отца.
Мальчик, со своей стороны, инвестирует своего отца и его пенис, осознавая себя имеющим тот же пол, что и отец. Фрейд неоднократно упоминает о «торжествующем презрении» маленького представителя мужского пола, когда он осознает, что обладает органом, которого нет у матери. Но любопытно, что в своей теории Фрейд отмечает ужас, испытываемый перед «кастрированным» женским полом. Что же касается девочки, то я считаю, что ее зависть к пенису провоцируется желанием дифференцироваться и восторжествовать над матерью, присвоив орган, который отсутствует у последней.
Потребность освободиться от всемогущей примитивной матери, опираясь на отца, воздвигая алтарь фаллосу-пенису, отрицая специфически женские способности, органы и ценности, свойственна обоим полам. Да позволят мне воспроизвести здесь некоторые выкладки, сделанные мною ранее (1976), касающиеся перехода от матриархата к патриархату. Даже если существование матриархальной системы является проблематичным, идея первобытного матриархата основывается на глубокой психологической истине. Всем нам знаком матриархат, поскольку женщина вынашивала нас в своем чреве, и мы зависели от нее, чтобы выжить. Бахофен, оправдывавший существование матриархата, рассматривал «Эвмениды» Эсхила как описание передачи матриархального права патриархальному. Мы знаем, что речь идет главным образом о процессе против Ореста, который совершил убийство матери. Он так действовал, чтобы отомстить за отца, Агамемнона, убитого Клитемнестрой. Эринии, которые станут Эвменидами в конце пьесы, - это хтонические подземные божества, господствовавшие до Зевса, как мать господствовала до отца. Описанные «черными и абсолютно отвратительными», они представляют собой обвинение. А Аполлон возглавляет защиту. Орест обращается к Афине, рожденной без материнского вмешательства, поскольку она вышла из головы Зевса в полном вооружении и военных доспехах, т. е. избежала первичной детской беспомощности. Она собирает суд, ареопаг, и таким образом лишает Эриний их прерогативы вершить суд. Последние сетуют: «Новые законы теперь опрокинут старые, если процесс и преступление матереубийства восторжествуют». Они считают, что преступление Клитемнестры меньше, чем преступление Ореста, так как «она не была одной крови с мужчиной, которого убила».
Орест возражает, говоря удивительную фразу: «А я? Я одной крови с моей матерью?» Аполлон заходит дальше: «Не мать порождает того, кого называют ее ребенком. Она только питает семя, которое восприняла. Порождает мужчина. Она — посторонняя, она сохраняет молодой росток, когда бог не наносит этому ущерба».
Заметим, идея о том, что родительница является всего лишь вынашивающей матерью, печью, куда пекарь (отец) закладывает хлеб, который замесил, проходит сквозь века. Ее встречаем и у маркиза де Сада. Можно добавить, что эта теория зачатия представляет собой символическое матереубийство. М.-Л. Ру на недавней конференции рассматривала матереубийство в реальности как осуществление сепарации от матери, по-другому невозможной.
Воспроизведем здесь фрагмент речи Брессака, адресованной Жюстине (в романе маркиза де Сада) перед тем, как убить свою мать: «Существо, которое я разрушаю, - это моя мать: только в этом отношении мы можем рассматривать убийство <...> Однако дитя рождается; мать его вскармливает <...> Если мать оказывает эту услугу ребенку, то нет сомнений, что она это делает, руководствуясь только естественным чувством, которое толкает ее к освобождению от секреции, которая без этого могла бы стать опасной для нее <...> Поэтому вовсе не мать оказывает услугу ребенку, когда его вскармливает: наоборот, именно последний оказывает очень большую услугу матери <...> А теперь я вас спрошу: должен ли ребенок чувствовать себя обязанным быть ей признательным потому, что мать продолжает заботиться о нем, когда он может без этого обойтись, и потому, что эта забота выгодна только ей? <...> И ясно, что при любой возможности, когда ребенок станет хозяином-распорядителем жизни матери, он сможет это сделать без особых угрызений совести; он даже должен будет это обязательно сделать, потому что он может только презирать такую женщину, потому что месть — это результат ненависти, а убийство — средство мести. Пусть он убьет без всякой жалости эту частицу, которой он ошибочно считал себя так обязанным; пусть разорвет, забыв о почтении, грудь, которая его вскормила» («Nouvelle Justine», 1788, p. 208).
Нельзя проиллюстрировать лучше тезисы «Зависти и благодарности». Грудь, по де Саду, является объектом презрения. Речь идет о «сосках». Но мужчины снабжены ими так же, как и женщины. «Я и не догадывался, что эти два комочка, так неуклюже расположенные на груди, могут быть возбуждающими. По размышлении я вижу, что только это,— добавил я, ощупывая зад,— может быть достойным наших похвал, и поскольку у нас их столько же, сколько и у женщин (курсив мой.— Ж.Ш.-С), я не понимаю, почему необходимо их исследовать с такой тщательностью»,— рассказывает монах Жером в том же произведении («Nouvelle Justine», p. 427).
Женский половой орган именуется Садом как «эта недостойная часть», «эта мерзкая часть, которую природа создала в бреду и которая нас отвращает больше всего», «эта проклятая щель». Он сравнивается с «другим храмом» (анусом) и всегда в пользу последнего. Способность производить на свет детей подвергается атакам на протяжении всего произведения прямым образом, через принуждение к абортам или через разрушение матки (Роден и Рамбо, два хирурга). Джек Потрошитель расчленял матку своих жертв.