Невротические нарушения. Защитные механизмы при компульсивном неврозе
Двойной фронт эго при компульсивном неврозе
В компульсивном неврозе специфичны не только защитные механизмы, но также направление их использования. Относительное преобладание в этом неврозе зависимости эго от суперэго делает понятным, почему эго не только послушно суперэго в отвержении инстинктивных потребностей, но и пытается бунтоватьиротив суперэго. Эго может использовать против суперэго те же самые защитные меры, которые обычно применяет против побуждений ид. Для этой деятельности тоже необходима постоянная затрата энергии. Уже упоминалось, что навязчивая идея: «Если ты совершишь некий поступок, твой отец умрет», возникает в ходе осознания предостережения суперэго: «Если ты совершишь некий поступок, у тебя появится соблазн убить отца». Эго может реагировать на такие угрозы контругрозами. Когда «человек-крыса» имел первый сексуальный опыт, у него возникла навязчивая идея: «Это восхитительно! Ради этого можно убить своего отца!». Фактически эго ведет себя по отношению к суперэго, как прежде относилось к своим воспитателям: послушно, мятежно или послушно и мятежно одновременно. Амбивалентное отношение эго к суперэго служит основой частого преобладания в компульсивном неврозе религиозных симптомов. Конфликт с суперэго лучше всего наблюдать, когда он продуцирует двухфазное поведение. Пациент ведет себя альтернативно: то как непослушный ребенок, то как строго наказывающий поборник дисциплины.
Пациент по обсессивным причинам некоторое время не чистил зубы, затем он шлепал и ругал себя. Другой пациент всегда носил тетрадку, где делал похвальные или порицающие пометки о собственном поведении.
В сновидениях нелепость означает насмешку и злобное намерение сновидца. Сходным образом явная абсурдность многих проблем в качестве предмета обсессивных мыслей указывает на злобное и насмешливое отношение пациентов к своему суперэго, которое на сеансе часто олицетворяет психоаналитик. Итак, в нелепостях пациента продолжается высмеивание ребенком своего отца.
Пациент на первой консультации спросил аналитика, поможет ли психоанализ избавиться от чрезмерной мастурбации. Аналитик заверил его, что, если вообще психоанализ окажется успешным, устранится и эта проблема. Много месяцев спустя пациент рассказал о своих мыслях в тот момент: «Меня удивляло, каким образом аналитик сможет мне помочь, если я сам не прекращу мастурбировать». Тогда пациент решил не сопротивляться вредной привычке, чтобы посмотреть, сумеет ли психоаналитик обойтись без его помощи.
Регрессия к анальному садизму модифицирует не только эго, чей садизм и амбивалентность тогда направляются как против суперэго, так и против внешних объектов. Регрессия приводит также к модификации самого суперэго, которое становится более садистским и обретает черты автоматизма и архаичности, такие, как следование принципам возмездия и словесной магии. Садизм суперэго вследствие регрессии возрастает но мере воздержания эго от внешней агрессии. Можно было бы полагать, что индивид, требовательный к себе и внешне неагрессивный, воздерживается от агрессии в силу своей ответственности. В действительности же блокирование агрессии первично, а строгость суперэго вторична. Садизм, не направленный более против объектов, оборачивается внутрь в качестве агрессии суперэго против эго. Мораль, налагаемая архаическим суперэго компуль-сивного невротика, представляет собой автоматизированную псевдомораль, охарактеризованную Александером как продажность суперэго. Если эго делает уступку инстинктивному побуждению, ему необходимо согласиться и на искупление. Когда эго искупило вину, акт искупления может использоваться как лицензия на вовлечение в другие прегрешения. В результате изменяется очередность инстинктивного действия и наказания. Потребность в относительном равновесии двух установок может выражаться в компульсиях магической симметрии.
Компульсии симметрии имеют очень разнообразные формы. Их предназначение всегда состоит в избежании «нарушений равновесия». Всякому сдвигу вправо должен соответствовать сдвиг влево, всякому подъему вверх — спуск вниз; счет нельзя останавливать на нечетном числе и т. д. В каждом случае такие компульсии имеют индивидуальное значение. Их общая цель — предотвратить нарушение ментального равновесия отвергнутыми побуждениями. Любое инстинктивное движение аннулируется противоположным движением.
Шилдер сопоставил формы компульсии симметрии, которые основываются на конфликтах вокруг равновесного эротизма, и формы, манифестирующиеся в абстрактных рисунках. Чтобы разобраться в «коррупции» суперэго, следует рассмотреть экономическое отношение, которое Радо называл идеализацией. Выполняя требования супер-эго, эго получает нарциссическое наслаждение, норой приносящее такую радость, что эго временно приостанавливает или ослабляет свои функции по объективной оценке реальности и побуждений. Представление, что любое страдание дает право на компенсаторное наслаждение и угрожающее суперэго можно умиротворить и вынудить к возобновлению покровительства добровольным страданием, имеет очень давнее происхождение. Те же самые идеи выражаются жертвами и молитвами. С помощью обеих практик покупается симпатия Бога. Более сильные наказания избегаются путем добровольного принятия неприятностей в качестве «профилактического наказания». Крайностью этого отношения являются те действия, которые можно назвать «самокастрацией». Стремление «купить» симпатию Бога порой превращается в вымогательство. У импульсивных и депрессивных невротиков обнаруживается много вариантов такого вымогательства. В конечном итоге возникает порочный круг: деяние — наказание — новое деяние, который можно проследить к циклу: голод — насыщение — новый голод.
Колебание между деянием и наказанием часто выражается в обсессивных сомнениях, которые реально означают: «Выполнять ли требования ид или суперэго?» При тяжелом течении компульсивного невроза возможно состояние, в котором сознательное эго становится футбольным мячом для противоречивых побуждений ид и суперэго и полностью устраняется в качестве действующей инстанции.
Защищаясь от требований садистского суперэго, эго может прибегнуть к контрсадистскому мятежу или проявить покорность (подобострастие), иногда имеют место обе установки одновременно или попеременно. Иногда, кажется, само эго стремится к наказаниям, желает искупления и даже мучений. «Моральный мазохизм» представляется дополнением к «садизму суперэго», и покорность порой проявляется в надежде получить лицензию на инстинктивную свободу. Потребность эго в наказании подчиняется потребности в прощении, наказание допускается как необходимое средство избавления от давления суперэго. Такая потребность компульсивного эго в наказании порой конденсируется с мазохистскими сексуальными желаниями. Тогда, по словам Фрейда, мораль, которая возникла из эдипова комплекса, регрессирует и однажды снова становится эдиповым комплексом.
В целом потребность в наказании всего лишь симптом более общей потребности в прощении. Это ясно видно в попытках избежать наказания и добиться прощения без него посредством использования внешних объектов в качестве «свидетелей» в борьбе против суперэго.
Пациент придумал способ освобождения от угрызений совести и ипохондрических страхов. После мастурбации он отправлялся к врачу, который, проведя соматический осмотр, заверял его в хорошем состоянии здоровья. Психоанализ показал, что успокоение врача репрезентировало отказ «кастратора» от своего права кастрировать. Декларация здоровья репрезентировала необходимое прощение. Это прощение очищало совесть пациента и делало другие средства ненужными, в частности, у пациента отпадала необходимость наказывать себя.
Надежда на заверения со стороны других в целях поддержания самоуважения часто детерминирует социальное поведение компульсивного невротика. Пациент испытывает облегчение, когда обнаруживает, что другие относятся к его виновности не столь серьезно, как он сам. Он словно говорит своему суперэго: «В конечном итоге проступок не так уж пагубен, коль меня не осуждают». Таким путем страх перед суперэго снова превращается в социальный страх. Эта ре-проекция суперэго обнаруживается в большей мере среди индивидов с параноидными склонностями, но психоанализ обычных компульсивных невротиков тоже часто показывает, что их социальная тревога представляет собой страх перед безуспешностью попыток облегчить тяжелое чувство вины. Ошушение, что они все-таки виновны, может превратиться в хронический социальный страх. И, естественно, индивид с очень сильной бессознательной агрессивностью к внешнему миру имеет все основания бояться, что окружающие будут испытывать к нему неприязнь.
Хотя при компульсивном неврозе конфликты в большей мере интернализованы, чем при истерии, компульсивные невротики тоже пытаются использовать внешние объекты в облегчении и разрешении своих внутренних конфликтов. Истерики, боящиеся кастрации или утраты любви, стараются непосредственно влиять на окружающих, чтобы убедить их не делать веши, которых они опасаются. компульсивные невротики больше страшатся утратить защиту собственного суперэго и, вынужденно презирая себя, нуждаются в Других людях как непрямом облегчающем средстве. Что бы объекты ни делали, что бы ни говорили, это рассматривается как прощение или обвинение. Предпринимаются всяческие попытки, реальные и магические, влиять на показания этих «свидетелей». Иногда пациенты пытаются индуцировать объекты к простому проявлению симпатии. Иногда ожидается, что объекты совершат некий поступок, на который сам пациент не решается, или, напротив, воздержатся от действий, которые он не смеет совершить, поскольку это вводит его в слишком сильный соблазн.
Согласно Фрейду, в основе справедливости бессознательно лежит идея: «То, что мне не позволено, никому другому тоже не позволено». Побуждение к справедливости коренится в склонности поддерживать запрет, настаивая, что все тоже должны подчиниться некоему правилу. Существует отношение между «справедливостью» и «симметрией». Некоторые порывы к справедливости просто означают: «Случившееся справа должно случиться слева». И стремление к симметрии порой означает: «Симметрия достигается, если случившееся с одним ребенком происходит с другими детьми (его братьями и сестрами)».
Фрейд утверждал, что индивиды, у которых место супер-эго занимает тот же самый объект, идентифицируются друг с другом. Вслед за Редлом можно добавить: «Те, кто использует одного и того же "свидетеля", объединены обшей идентификацией». В крайних случаях поведение пациентов временами становится совершенно неискренним. Что бы они ни делали, они делают в целях произвести впечатление на воображаемых зрителей, вернее сказать, жюри.
Амбивалентная зависимость от садистского суперэго и необходимость любой ценой избавиться от нестерпимого напряжения виновности — наиболее частые причины самоубийства. Поэтому возникают вопросы: правда ли, что эти факторы играют столь важную роль в компульсивных неврозах и почему самоубийство так редко среди компульсивных невротиков? Фрейд дал следующий ответ: при ком-пульсивном неврозе, но его мнению, в отличие от депрессии, либидо не полностью вовлечено в конфликт эго и суперэго, большая часть объектных отношений сохраняется. Это обстоятельство и защищает пациента от краха. Регрессивно искаженные остатки объектных отношений, т. е. их садистская природа, оказываются благоприятны. Компульсивные невротики, проявив сильную агрессию к объектам, не нуждаются в обращении всей ее мощи на себя.
Тем не менее чувство вины причиняет в таких случаях много страданий. Пациенты втягиваются в ускоряющийся цикл: угрызения совести — раскаяние — новые проступки — новые угрызения совести. Формируется все больше смешений, расширяется круг симптомов (аналогично «фобическому фасаду»), усиливается инстинктивная важность симптомов за счет их наказывающего значения.
Превалирующая потребность использовать объекты в облегчении внутренних конфликтах оттеняет все непосредственные чувства к объектам. Но эта потребность не единственный фактор, обычно искажающий объектные отношения компульсивных невротиков. Второй фактор состоит в том, что анально-садистская регрессия препятствует развитию зрелых объектных отношений: она порождает ненадежные, амбивалентные отношения к объектам, конфликты бисексуальности, способствует сохранению целей инкорпорации. Третий фактор, который нарушает объектные отношения, состоит в изоляции эмоций, поэтому объектным отношениям недостает искренности и теплоты. Когда пациенты имеют дело с объектами, недостает катексиса, растраченного на симптомы и аутоэротические замещения.
Хотите разместить эту статью на своем сайте?
Страницы: 1 2