История психоанализа. Психоанализ в 90-е годы XX века
Лоренцер с полным правом вел речь о «подчинении правилам естественнонаучной медицины», на которое по непонятным причинам согласились некоторые психоаналитики. Здесь не обходится и без «своеобразной трагикомедии, которая заключается в том, что в тот период, когда социология, оставляя в стороне количественные методы, обращается к качественному анализу содержания, психоанализ уступает свое право первой но рождению герменевтической эмпирической науки в обмен на жалкое признание в качестве естественной науки второго сорта». Поэтому мне кажется, что постановка вопроса о правомерности эмпирико-позитивистского подхода, который рекомендуют научные теоретики, рекламируя его как единственное средство выяснения истины, является вполне логичной и соответствует доброй психоаналитической традиции. Какие интересы скрываются за этим? Стоит ли стремиться к истине такого рода, и кому вообще она необходима? Не продиктованы ли угрожающие жесты, призванные продемонстрировать психоанализу, что пришло время доказать свою эффективность эмпирическим путем или же смириться со своей грядущей неконкурентоспособностью, вполне определенными интересами, покоящимися на собственном (нередко в основе своей невротическом) пристрастии к всеобщей целостности? Возможно, речь идет о стремлении к власти, приукрашенном научной теорией?
Однако, каким бы уместным ни казалось определение прикладного клинического психоанализа как глубинной герменевтической социологии, предметом исследования которой являются «конфликты между бессознательными и сознательными жизненными планами», нельзя забывать и о необходимости пересмотра и совершенствования психоаналитических концепций, а также систематизации знаний, полученных преимущественно путем клинической практики, основанной на принципах глубинной герменевтики.
Ибо все чаще раздаются голоса тех, кто усматривает в приверженности к устаревшим метапсихологическим концепциям, в недостатке содержательных эмпирических исследований и в недостатках последипломного психоаналитического образования, качество которого в целом оставляет желать лучшего, серьезную опасность для дальнейшего существования психоанализа. Однако до сих пор каждая поспешная попытка систематизации или определения лишь обостряет сомнения, вызванные тем, что в рамках психоанализа, состоящего из различных теоретических подходов, не были созданы более или менее единые психодинамика и теория личности.
Тем более настоятельной становится в связи с этим потребность в создании универсальной теоретической системы, позволившей бы свести воедино центральные стандартные понятия психоанализа. Учитывая то обстоятельство, что культура психоаналитического исследования в рамках научного учреждения, например психоаналитического института, так и не сложилась, этой теоретической и эмпирической деятельностью должны заниматься не одиночки, безнадежно перегруженные подобной работой, а сообщество практикующих психоаналитиков в целом. Наверняка для многих аналитиков эта деятельность, пусть и лишенная материального вознаграждения, послужила бы компенсацией за работу возле кушетки, которую иногда упрекают в однобокости (в скобках отметим, что множество практикующих аналитиков совмещает клиническую деятельность с преподаванием психоанализа в рамках учебных заведений последипломного образования и иных учреждений).
Если хотя бы немногие аналитики не воспринимают себя с некоторой гордостью как тенденциозных аутсайдеров общества, то перед психоанализом открываются дополнительные возможности, далекие от путей, проторенных учреждениями. Основные черты современного психоаналитического исследования, включая и методологию глубинной герменевтики, слабая сторона которой тоже состоит в неопределенности, должны в ближайшие годы найти свое воплощение в учебных программах, дабы заблаговременно закрепить в умах психоаналитиков «направление подлинного психоаналитического исследования».